Юрий Панкратов

Небо зеленое, земля синяя, ветра и низины. Страна Керосиния.

Опасная зона! Трава и осины, восстаньте дозором из праха трясины!

Куда ни посмотришь — обрублены грубо, блажат без присмотра чугунные трубы.

Лишь трубы зароют — за спецлагерями замерзшие трупы лежат штабелями.

Под знаком эмблемы верховного града решают проблемы то мора, то глада

жильцы Керосинии, горе-разини, живот чей живет на одном керосине.

Лишенные воли смеяться и злиться, влачат они волоком жесткие лица.

В стране рацион с порционом убоги, пусть только б работали руки да ноги.

За тайной стеной, от людей в отдаленьи, воздвигнут центральный пульт управленья.

При свете луны там главенствует гордо диктатор страны, керосина и города.

В долине грусти, у черного моря, родился правитель в городе горя.

Фигура его, будто кура, поджара, он боле всего боится пожара.

По всей стране навели инженеры строжайшие антипожарные меры.

И всякий брандмауэр между домами нацелен, как маузер, бдить за дымами.

Весь год разъезжают от лета до лета машины пожарные черного цвета.

Туда не заглянешь. В них пущая нечисть везет на закланье отпущенных в вечность.

В нее проседая, что в низость трясинью, поникла седая земля керосинья.

Пропитаны запахом въедливой влаги, повисли над городом вялые флаги.

Зга сыска и рыска о риске забыла. Казалось бы, искры достаточно было,

но — глухо. Что гром оцинкованной фляги — молчанье. Беспомощны мертвые стяги.

И все же однажды веселой весною они обгорели черной тесьмою.

Чугунные трубы, горла прорвите! Вперед ногами поехал правитель.

Тот гроб, будто горб, повлекла катафалка — истории кукольная каталка.

Но долго потом ветра и трясины, лосиные тропы, весенние сини,

но долго потом пустые низины, гудящие сонно в дыму комарином,

и все остальное в краю том красивом пахло ржавчиной и керосином.

Страна Керосиния. Трава и осины. Земля — зеленая, небо — синее.